В тот самый клуб, в котором я теперь работал. Пять дней в неделю по шесть часов каждую ночь, — к счастью, в первый и в последний раз в жизни демонстрируя странное устройство собственного организма. Клиника прекрасно подготовила меня к этому, притупив мое чувство стыда, к тому же мне были нужны деньги. К тому же там мне удалось встретиться с двумя замечательными девушками — Кармен и Зорой.
Престо был порнодельцом и настоящим эксплуататором, но я считал, что мне повезло. Без него мне никогда бы не удалось понять, что я из себя представляю. Забрав меня, избитого и истекающего кровью, он отвез меня к себе домой. Его подружка из Намибии Вильгельмина перевязала мне раны, а когда я потерял сознание, они раздели меня и уложили в постель. Именно в этот момент Престо понял, что его посетила неожиданная удача.
Я помню лишь часть услышанного, так как то и дело проваливался в забытье.
— Так я и знал! Я сразу это понял, как только увидел его в ресторане.
— Да брось ты, Боб. Ты считал, что речь идет о смене пола.
— Я чувствовал, что это настоящий клад!
— Сколько ему лет? — голос Вильгельмины через некоторое время.
— Восемнадцать.
— Он не выглядит на восемнадцать.
— Говорит, что ему восемнадцать.
— А ты готов ему верить, Боб, потому что хочешь, чтобы он на тебя работал.
— Он сам мне позвонил. И я предложил ему.
— А почему бы тебе не позвонить его родителям?
— Он сбежал из дому и не хочет, чтобы им звонили.
Идея создания Сада осьминога возникла у Престо за полгода до моего появления. Кармен, Зора, Элли и Мелани работали у него с самого основания клуба. Но Престо постоянно занимался поисками еще больших монстров и догадывался, что мое появление позволит ему переплюнуть всех конкурентов на побережье. Такого как я найти было трудно.
Резервуар был небольшим. Не больше частного бассейна. Пятнадцать футов в длину и восемь в ширину. Мы спускались в теплую воду по лестнице. Из кабинок увидеть то, что делалось на поверхности, было невозможно. Поэтому во время работы можно было высовываться и болтать друг с другом. Посетителей вполне устраивала лишь нижняя половина наших тел. «Они приходят не для того, чтобы любоваться вашими личиками», — объяснял мне Престо. А это все упрощало. Вряд ли я смог бы участвовать в порношоу, если бы мне нужно было оставаться лицом к лицу со зрителями. Наверное, я бы умер от их пронизывающих взглядов. А погружаясь в резервуар, я закрывал глаза и лишь колыхался в подводном безмолвии. А когда я подплывал к иллюминатору и прижимался к нему, то тут же высовывал голову на поверхность, оставаясь в неведении о том, кто и как разглядывает моего моллюска. Как я говорил? Морская гладь — это зеркало, в котором отражаются разные пути эволюции. Над водой парят воздушные твари, под водой живут морские гады. И оба мира сосуществуют на одной планете. Наши посетители были морскими гадами, Зора, Кармен и я оставались воздушными созданиями. Зора лежала в своем русалочьем костюме на мокром коврике в ожидании, когда я закончу свое выступление. Иногда, когда я выныривал, она протягивала мне косяк и давала затянуться. По прошествии десяти минут я вылезал наверх и вытирался. А сверху звучал голос Боба Престо: «Поаплодируем Гермафродиту дамы и господа! Только в Саду осьминога возможно такое! Мы вставляем член в наскальную креветку и получаем двуполое существо…»
— Молния застегнута? — спрашивает Зора, устремляя на меня свои голубые глаза.
Я проверяю.
— У меня от этой воды начинаются приливы.
— Принести тебе что-нибудь?
— «Негрони». Спасибо, Калл.
«А теперь, дамы и господа, наша следующая диковинка. Вот я вижу, как ее вносят ребята из аквариума Стейнхардта. Опускайте свои жетоны, дамы и господа, это стоит увидеть. Барабанная дробь! Или скорее — суши-дробь!»
И начинается увертюра на выход Зоры.
«С незапамятных времен моряки рассказывают о фантастических существах — полурыбах-полуженшинах, с которыми им доводилось встречаться в морях. Мы здесь не слишком-то этому верили, но один знакомый рыбак принес однажды нам свой улов. И теперь мы знаем, что все эти рассказы — чистая правда. Дамы и господа, — продолжал курлыкать Боб Престо, — вы чувствуете запах рыбы?»
После этой реплики Зора в своем гуттаперчевом костюме с блестящей зеленой чешуей ныряла в резервуар. Костюм закрывал ее до пояса, оставляя обнаженными грудь и плечи. Она бросалась вниз с открытыми глазами, улыбаясь посетителям, ее длинные светлые волосы колыхались как водоросли, а грудь перламутровыми блестками окаймляли крохотные воздушные пузырьки. Она не делала ничего непристойного. Она была настолько прекрасна, что все были готовы просто смотреть на нее — на ее белоснежную кожу, изумительную грудь, упругий живот с подмигивающим пупком, изящный изгиб спины, где плоть переходила в чешую. Сладострастно изгибаясь, она плавала, прижав руки к телу, с умиротворенным выражением лица, в сопровождении мелодичной неземной музыки, которая ничем не напоминала диско, громыхавшее ниже этажом.
Пожалуй, она обладала своего рода артистизмом. «Шестидесятники» были грязным и непристойным заведением, однако на втором этаже клуба царила не столько похоть, сколько экзотика. Зрители наблюдали за странными телами и непривычными вещами, которые можно увидеть только во сне. Сюда приходили женатые мужчины, мечтавшие заняться любовью с женщиной, имеющей пенис, — не мужской, а длинный феминизированный побег, напоминающий стебелек цветка, удлиненный клитор, разбухший от непомерного желания. Приходили геи, мечтавшие о женственных безволосых мальчиках с нежной гладкой кожей. Приходили лесбиянки, грезившие о женщинах с пенисами, способных на эрекцию и обладающих чувственностью и податливостью, на которые не способен ни один мужчина.