— Браво! — кричит Дездемона в телефонную трубку несколько дней спустя и продолжает, уже прижав ее к груди: — Майк Антониу только что сделал Тесси предложение! Они помолвлены! И поженятся, как только Майки закончит семинарию.
— Что это ты так всполошился? — спрашивает Зоя у брата.
— Может, ты заткнешься?
— А что ты бросаешься? — отвечает она в полном неведении о грядущем. — Лично я скорее бы умерла, чем пошла за него.
— Если она хочет замуж за священника, пусть выходит за священника, — говорит Мильтон. — Ну и черт с ней! — Лицо его заливается краской, он выскакивает из-за стола и взбегает вверх по лестнице.
Почему моя мать так поступила? Она никогда не могла этого объяснить. Причины, по которым одни женятся на других, не всегда очевидны участникам этого процесса. Поэтому я могу только строить догадки. Возможно, моя мать, выросшая без отца, хотела за такового выйти замуж. Возможно, брак со священником был для нее очередной попыткой поверить в Бога. Не исключаю и то, что ее решение было продиктовано практическими соображениями. Она как-то спросила Мильтона, чего он хочет от жизни. «Подумываю о том, чтобы занять папино место за стойкой бара», — ответил тот. А посему кроме всего перечисленного могло быть и такое сравнение: священник — бармен.
Я не могу себе представить своего отца рыдающим из-за разбитой любви. Не могу себе представить, что он отказывался есть. Не могу себе представить его упорно названивающим в пансион, пока миссис О'Тул ему не сказала: «Послушай, сладенький мой. Она не хочет с тобой разговаривать. Понятно?» — «Понятно», — тяжело сглотнул Мильтон. — «Разве в море мало других рыбок?» Все это я не могу себе представить, однако именно так оно и происходило.
Возможно, морская метафора миссис О'Тул подбросила Мильтону новую мысль. И вот жарким утром через неделю после помолвки Тесси Мильтон навсегда убрал кларнет и отправился на площадь Кадиллака, чтобы обменять свою бойскаутскую форму на другую.
— Я сделал это, — сообщил он родителям вечером за обедом. — Я записался.
— В армию?! — в ужасе воскликнула Дездемона. — Зачем, дорогой?
— Война почти закончена, — заметил Левти. — Гитлеру конец.
— Не знаю, как там Гитлер, меня больше волнует Хирохито. Я записался во флот, а не в сухопутные войска.
— А как же твои ноги? — вскричала Дездемона.
— Меня о них не спрашивали.
Мой дед, переживший серенады на кларнете, как он пережил все остальное, и осознававший всю их важность, хотя и не показывавший этого, теперь изумленно уставился на своего сына.
— Ты совершаешь огромную глупость. Ты что думаешь, это игрушки?
— Нет, сэр.
— Это война. Это тебе не развлечение. Вздумал шутки шутить с родителями.
— Никак нет, сэр.
— Вот увидишь, какие это шутки.
— Военно-морской флот! — продолжала стенать Дездемона. — А если твой корабль пойдет ко дну?
— Я бы хотел, чтобы ты одумался, Мильтон, — покачал головой Левти. — Tы до того доведешь свою мать, что она заболеет.
— Со мной все будет в порядке, — ответил Мильтон.
И Левти, глядя на своего сына, вспомнил себя двадцатилетней давности, полного глупого задиристого оптимизма. Его пронзил непобедимый страх, который можно было только выплеснуть наружу:
— Очень хорошо! Отправляйся на войну! — заявил он. — Только ты кое о чем позабыл, мистер Почти Орлиный Скаут! — он ткнул Мильтона в грудь. — Значка по плаванию ты так и не получил!
Я выждал три дня, прежде чем снова позвонить Джулии. На часах было десять вечера, но она все еще работала в своей студии. А поскольку она не ела, то я предложил куда-нибудь отправиться и сказал, что заеду за ней. На этот раз она впустила меня внутрь. В помещении царил страшный беспорядок, но уже через несколько шагов я забыл об этом, так как все мое внимание было захвачено тем, что висело на стенах. Там были прикреплены шесть крупных снимков с промышленными пейзажами химического завода. Джулия снимала с крана, поэтому у зрителя создавалось ощущение полета над переплетающимися внизу трубами.
— Ну всё, довольно, — заявила она и принялась подталкивать меня к двери.
— Постой, — попросил я. — Мне нравятся заводы. Я из Детройта. Мне это напоминает Анселя Адамса.
— Ну вот ты и посмотрел, — продолжала она довольная, колючая, упрямая и улыбающаяся.
— А у меня в гостиной висят Бернд и Хильда Беккер, — похвастался я.
— Бернд и Хильда Беккер? — перестав выталкивать меня, спросила она.
— Старый цементный завод.
— Ну ладно, — уступая согласилась Джулия. — Я скажу тебе, что это такое. Это завод Фарбена. — Она подмигнула. — Боюсь, это чисто американские штучки.
— Tы имеешь в виду «Деструктивную промышленность»?
— Да, хотя я не читала этой книги.
— Я думаю, если ты всегда снимаешь заводы, то дело обстоит иначе, — заметил я. — Ты не могла не снять это, если занимаешься индустриальными объектами.
— Так ты думаешь, это нормально?
— Вот эти просто классные, — указал я на пробные снимки.
Мы умолкли, глядя друг на друга, и я, не думая, наклонился вперед и поцеловал ее в губы. Она широко раскрыла глаза.
— Я думала, ты — гей.
— Наверное, все дело в костюме.
— Что-то я утратила свою проницательность, — покачала головой Джулия. — Всегда боюсь стать последним шансом.
— Последним чем?
— Tы разве не знаешь? Последний шанс — это азиатки. Когда у парня нет выбора, он предпочитает иметь дело с азиатками, потому что у них мальчишеские тела.